Демиург со стажем
Ночная Венеция... Днем это уютный, шумный, сверкающий город, город-карамель, город-карнавал. В самой дальней улочке, в самом темном и старом дворе все равно будут плясать солнечные зайчики, самое мрачное и древнее здание все равно будет покрашено в теплый тон и украшено разноцветной черепицей, самый невзрачный канал все равно оживится гондолами и плавающими птицами. По улицам текут потоки людей, кто-то смеется, кто-то фотографирует, кто-то просто бежит по своим делам, не обращая внимания на происходящее вокруг; пахнет кофе и чем-то морским, особенным, уютным.
Ночная Венеция - совсем другое дело.
Освещение зданий мягкое, удачно подобранное, но неяркое, света хватает на строение, но не хватает на дорогу, причем освещение есть только на больших улицах, а все изогнутые, кривые улочки остаются темными, изо всех сил присасываясь рваным ртом густой, вязкой тьмы к благородно выглядящей освещенной улице; город засыпает рано, за всю ночь мы не встретили более пяти человек. В каналах отражаются звезды и огни подсветок, и кажется, что по черной глади можно ходить, что вот ты сейчас перелезешь за решетку моста, а там - зеркало, в котором то ли звезды отражаются, то ли блуждающие огни.
На улицах стоит тишина - вязкая, почти ощущаемая. Нет машин (вообще в Венеции нет машин, только лодки), не слышно шумов мотора вапоретто и плеска весел гондол. Никто никуда не плывет, никто никуда не идет, за редким исключением не работают бары, магазины и т.д. тишина лишь изредка нарушается скрипом деревянных ставен да голосами, долетающими сквозь открытые окна.
Можно свернуть в переулок и тут же потеряться - изогнутая улочка, похожие друг на друга дворы, обтесанные вековые булыжники под ногами, равнодушные серые стены. Оскалившиеся незакрытыми ставнями редкие окна, тихий шепот воды неподалеку, поблекшие в дежурном, ночном, свете витрины туристических магазинов, напоминающие старую маску с потертой, облупившейся позолотой.
Кое-как плутая по улочкам от мостика до мостика, мы с Энди вышли-таки на площадь Святого Марка, полюбовались на обычно оживленное, а ныне безлюдное место. Площадь, колонны, громада собора и Кампанеллы, и ты кажешься себе маленьким, песчинкой, какой-то молекулой.
Посидели напротив Моста Вздохов, все равно никого нет и можно было усесться прямо на мостовую, скинуть обувь и болтать ногами в ледяной воде; поговорили про разное, водой побрызгались немножко))
Потом догуляли до Понте-де-Риалто, поблуждали по остаткам квартала Марчьере, посидели в тихом баре неподалеку, выпили по шприцу.
Ночью Венеция дряхлеет. Как женщина, которая днем старательно накладывает косметику, надевает парик, стягивает себя корсетом и ваяет на голове высокую прическу, но наступает ночь, и, когда она ложится спать, все украшения снимаются, и на свет выходит то, что есть на самом деле: пергаментная кожа с пигментными пятнами, узловатые руки, варикозные вены на ногах, редкие, кое-где неокрашенные волосы.
И возраст. Днем оно практически не ощущается, но ночью ты чувствуешь себя рожденным пять минут назад по сравнению с этими зданиями, с этим мощеными булыжником мостовыми и водой, бьющейся об опору моста. Холодная, величественная вечность тянет свои пальцы к тебе сквозь эти стены, смотрит на тебя кривым глазом старого фонаря.
На какой-то момент нам одновременно стало жутко - из-под арки близлежащего дома внезапно вынырнула черная, длинная тень и быстрым шагом двинулась нам наперерез; длинный плащ развевался в такт движению, а вместо лица у него был какой-то уродливый, изогнутый клюв. Мы от такого зрелища сначала схватились друг за друга, но через мгновение до меня дошло, что это всего-навсего маска Чумного доктора, у меня такая уже год висит над кроватью. Кое-как объяснил Энди, кто такой Чумной доктор, когда эта замотанная фигура удалилась; мы же были аккурат в предпоследний день перед карнавалом, наверное, какой-то припозднившийся актер или просто человек, шедший с подготовительного мероприятия или примерки костюма, решил погулять в полном облачении.
Мы гуляли до самого утра. Смотрели, как гасли на небе звезды, как наползал с моря туман, как открывались ставни и выходили на улицы люди. Пили обжигающий горячий шоколад в половине шестого в маленькой кофейне...
Ночная Венеция - совсем другое дело.
Освещение зданий мягкое, удачно подобранное, но неяркое, света хватает на строение, но не хватает на дорогу, причем освещение есть только на больших улицах, а все изогнутые, кривые улочки остаются темными, изо всех сил присасываясь рваным ртом густой, вязкой тьмы к благородно выглядящей освещенной улице; город засыпает рано, за всю ночь мы не встретили более пяти человек. В каналах отражаются звезды и огни подсветок, и кажется, что по черной глади можно ходить, что вот ты сейчас перелезешь за решетку моста, а там - зеркало, в котором то ли звезды отражаются, то ли блуждающие огни.
На улицах стоит тишина - вязкая, почти ощущаемая. Нет машин (вообще в Венеции нет машин, только лодки), не слышно шумов мотора вапоретто и плеска весел гондол. Никто никуда не плывет, никто никуда не идет, за редким исключением не работают бары, магазины и т.д. тишина лишь изредка нарушается скрипом деревянных ставен да голосами, долетающими сквозь открытые окна.
Можно свернуть в переулок и тут же потеряться - изогнутая улочка, похожие друг на друга дворы, обтесанные вековые булыжники под ногами, равнодушные серые стены. Оскалившиеся незакрытыми ставнями редкие окна, тихий шепот воды неподалеку, поблекшие в дежурном, ночном, свете витрины туристических магазинов, напоминающие старую маску с потертой, облупившейся позолотой.
Кое-как плутая по улочкам от мостика до мостика, мы с Энди вышли-таки на площадь Святого Марка, полюбовались на обычно оживленное, а ныне безлюдное место. Площадь, колонны, громада собора и Кампанеллы, и ты кажешься себе маленьким, песчинкой, какой-то молекулой.
Посидели напротив Моста Вздохов, все равно никого нет и можно было усесться прямо на мостовую, скинуть обувь и болтать ногами в ледяной воде; поговорили про разное, водой побрызгались немножко))
Потом догуляли до Понте-де-Риалто, поблуждали по остаткам квартала Марчьере, посидели в тихом баре неподалеку, выпили по шприцу.
Ночью Венеция дряхлеет. Как женщина, которая днем старательно накладывает косметику, надевает парик, стягивает себя корсетом и ваяет на голове высокую прическу, но наступает ночь, и, когда она ложится спать, все украшения снимаются, и на свет выходит то, что есть на самом деле: пергаментная кожа с пигментными пятнами, узловатые руки, варикозные вены на ногах, редкие, кое-где неокрашенные волосы.
И возраст. Днем оно практически не ощущается, но ночью ты чувствуешь себя рожденным пять минут назад по сравнению с этими зданиями, с этим мощеными булыжником мостовыми и водой, бьющейся об опору моста. Холодная, величественная вечность тянет свои пальцы к тебе сквозь эти стены, смотрит на тебя кривым глазом старого фонаря.
На какой-то момент нам одновременно стало жутко - из-под арки близлежащего дома внезапно вынырнула черная, длинная тень и быстрым шагом двинулась нам наперерез; длинный плащ развевался в такт движению, а вместо лица у него был какой-то уродливый, изогнутый клюв. Мы от такого зрелища сначала схватились друг за друга, но через мгновение до меня дошло, что это всего-навсего маска Чумного доктора, у меня такая уже год висит над кроватью. Кое-как объяснил Энди, кто такой Чумной доктор, когда эта замотанная фигура удалилась; мы же были аккурат в предпоследний день перед карнавалом, наверное, какой-то припозднившийся актер или просто человек, шедший с подготовительного мероприятия или примерки костюма, решил погулять в полном облачении.
Мы гуляли до самого утра. Смотрели, как гасли на небе звезды, как наползал с моря туман, как открывались ставни и выходили на улицы люди. Пили обжигающий горячий шоколад в половине шестого в маленькой кофейне...