От нас до Венеции было примерно километров семьдесят, поехали на поезде - стоянка автотранспорта в пригороде Венеции слишком дорогая, да и мы возжелали походить по барам, и хоть в Италии разрешено 0,5 промили, мы предпочли не рисковать, дабы им не пришлось себя ни в чем ограничивать)))
Ехали на перекладных - от Кампо Сам Пьеро до уже известной нам Падовы (аж 15 минут на электричке), а в Падове пересели в электричку на Венецию, и катились уже час с небольшим.
Паровозик на станции в Кампо Сам Пьеро и платформа, с которой мы отправились в путь:
Стандартная итальянская электричка. Курение запрещено, кресла как в самолете, занавески на окнах, полная звукоизоляция, проезд туда и обратно на двух перекладных обошелся нам в 4 евро ))
Кстати, интересная у них система борьбы с зайцами - если на станции никто не сходит и никто не садится (то есть билеты не куплены), то поезд там просто не останавливается. Так что либо ехай и бойся, что тебе не повезет и ты не сядешь/не слезешь, потому что никто больше в этой станции не заинтересован, либо бери билет.
Хотя с такими ценами и такими комфортными поездами - грех его не брать. По местным меркам 4 евро (160 рублей) - кофе и пара булок.
Для сравнения - проезд от меня до столицы туда и обратно стоит 450 рублей, цена хорошего ужина, и комфорта никакого - грязь, холод или жара в вагонах, нищие и музыканты прилагаются.
Выпадаешь на вокзале в Венеции - и сразу чувствуется, что море рядом.
Тут же, на привокзальной площади, проводилась забастовка против безработицы в стране. Творческие итальянцы ко всему подходят креативно:
В Венеции на многих домах есть такие вот львы. Их лепили, чтобы указать, живет ли в этом доме гражданин венецианской республики или же дом построен и предназначен для человека, не имеющего гражданства, т.е. инвестиционный. У граждан республики лев был с поднятым хвостом, у людей посторонних - с опущенным вниз, так что всегда было понятно, какие права и обязанности имеет каждый домовладелец.
А это Мадонна.
Про отношение к религии я уже писал, так что не стану повторяться. Религия в Италии везде, в том числе и на улицах города в виде таких вот икон, встроенных в стены самых обычных жилых домов. Я старался фотографировать все подобные вещи, ибо они красивые и умиротворяющие, зачастую украшены свежими живыми цветами, сюда выложу только парочку; несколько раз я замечал у таких уличных икон людей, которые шептали молитву а может, просто говорили со своим богом о чем-то своем, а потом дальше бежали по своим делам. Возраст замеченных людей - от пятнадцати до ста пятидесяти.
И еще дом:
читать дальшеВся Венеция очень старая. Очень. Очень-очень. Я не знаю, удобно ли местным жить в домах, которым по четыреста с лишним лет (Роберто говорил, что не особо)))), но смотрится красиво.
К разговору о старине Венеции - вот дом, год строительства указан. Вид спереди, вид в полный размер. Стоит, и еще столько простоит, я думаю. На первом этаже аптека, на втором - скорее всего живет владелец аптеки:
А это просто очередной жилой дом:
Мы приехали в город утром, в девять утра, уезжали уже ближе к ночи, часов в восемь-девять. И на всем протяжении прогулки нам попадались сувенирные магазины, магазинчики, лавочки, лоточки, отделы и прочее. Все это сверкает и горит, хоть при свете солнца, хоть в освещении фонарей.
Продается в основном один и тот же товар - маски, магниты, миллионы вещиц из муранского стекла. Мы в середине дня забрели в одну лавочку, которая давала сертификат качества на свои товары (ибо маски и прочее бывают венецианскими, а бывают китайскими) и закупились, кому что приглянулось. Там же я приобрел прекрасную венецианскую треуголку, фетровую, удивительно настроенческую, которая прекрасно мне шла и в которой гулял весь оставшийся день.
Кстати, отличить венецианскую маску от китайской довольно просто - должен стоять штамп магазина и прилагаться сертификат, согласно которому магазин гарантирует, что маска подлинная и не облезет в первый же вечер, иначе обязуются вернуть деньги. Подлинные маски стоят дороже, Китай можно приобрести за 10 евро в размер лица (то есть такую, чтобы можно было носить), оригиналы же стоят от 35 до 70 евро, но в этом случае, думается мне, экономить не стоит.
И вот такие таблички на магазинах, где продаются оригинальные маски:
Еще в магазинах (не везде, но есть) продается вот такая штука:
Можно использовать как на сургуче, так и просто как печать. Я долго жлобился, но потом понял - не куплю, жалеть буду всю оставшуюся жизнь. И купил литеру N.
Мы бредем переулочками и улицами к Ponte di Rialto, самому знаменитому мосту Венеции, и находим камень со старыми законами, записанными еще на латыни. Венецианцы по-своему боролись с незнанием закона среди населения - их просто ставили на улицах, чтобы каждый мог прочесть, так что отговорка "а я не знал, у меня книжки не было" не срабатывала.
Внезапно в окне огромный утенок из Лего:
Проходя по переулочку видим картину маслом)))) я жалел, что не у кого спросить - ну и как, хорошо сохнет?
И вот оно, Ponte di Rialto, во всей своей красе. Гнутый мост через Гранд-канал, снуют гондольеры, ходят туристы, бегут местные, торгуют лавочки (кстати, "negozio" по-итальянски означает "магазин", отсюда и "венецианские негоцианты", и плещет под тобой темно-бирюзовая от соли моря вода Гранд-канала:
И крыши домов, которые, если ты на вершине моста, с тобой на одном уровне, и жалеешь только об одном - что нельзя выйти на эту черепичную крышу и посидеть пару часов, бесцельно смотря на то, как внизу кипит жизнь и потягивая горячий глинтвейн.
Устав от ходьбы, мы ныряем в переулочек и, пройдя метров сто, находим крошечную пиццерию, где перекусыываем пиццей и глинтвейном:
А потом мы от большого ума похвалили пиццу; из подсобки тут же выбежал повар, раскланялся и выдал нам еще по куску пиццы и бокалу глинта за счет заведения. Мы еле проглотили столько еды (куски-то совсем не маленькие!) и, довольные, пошли бродить дальше.
Наш путь дальше лежал на площадь святого Марка, но мы не торопились, и, будучи в компании Роберто, знающего каждый камень, не спеша блуждали по улочкам, ловя колорит.
Я, кстати, нашел окно своей мечты: белые занавески, дом под самой крышей, где немножко ближе до звезд, ставни, труба и голуби на карнизе:
Про ставни отдельная песня - они всюду, от палаццо до новостроек в деревнях. Нормальный день нормального итальянца начинается с того, что он высовывается из окна и открывает ставни.
До своего пребытия в Венецию я, оказывается, глубоко заблуждался, думая, что Венеция - этакие дома посреди моря. Город как город, похож на Питер, но каналов больше и реставрация хуже (чему виной слишком жаркий климат летом и заморозки зимой, помноженные на соль, которая буквально витает в воздухе и разъедает здания). Еще один миф - "красиво только на Гранд-канале, в подворотнях и переулках мусор прямо из окон выбрасывают в воду и стоит ужасный запах". Не знаю, кто кого откуда выбрасывает, я ничего подобного не заметил - город очень чистый, вода в каналах красивого темно-бирюзового цвета, и приятно и свежо пахнет морем.
О гондольерах - они там всюду, гондола стоит 80 евро на 45 минут. Но есть способ проще - если знаешь широкие места Гранд-канала, надо идти туда. Гондольеры - не только туристическое развлечение, это еще и муниципальная служба Венеции, которая переправляет людей с одного берега на другой - чай, не трасса, просто так не перейдешь))))))). Так что ищется широкое место канала, где рядом нет мостов - и там обязательно найдется гондольерский пост, на котором тебя перевезут с берега на берег всего... за 2 евро. Местные так до работы добираются, чтобы не идти до ближайшего моста, а мы просто катались, пятнадцать минут плывем в одну сторону, пятнадцать минут - обратно... Красота!
Гондола - штука неустойчивая, для меня секрет, как сами гондольеры не падают с этой верткой посудины:
Вот так выглядела наша переправа - стоят гондолы вдалеке на приколе, а к берегу подогнана та самая, на которой плывем.
Собственно - плывем! Фотографироваться не стали, страшно - все шатается, того и гляди фотоаппарат потеряешь.
А баклан у берега ловит рыбу. И ведь поймал!
А это у нас мостики посреди улицы на случай наводнения: как только начинает подступать вода, сразу же люди составляют мост и движение продолжается:
И в какой-то миг ты, выходя из очередного переулка, буквально выпадаешь на площадь Святого Марка:
Собор Святого Марка плюс Дворец Дожей плюс тюрьма, из которой не удалось сбежать ни одному пленнику, кроме Джакомо Казановы, все остальные покидали тюрьму обезглавленными.
Утро, туман, на площади кружат голуби, а туристы курсируют туда-сюда меж колоннами, невзирая на примету, что нельзя меж ними оказываться - раньше на этом месте казнили знать, так что до сих пор место считается нехорошим.
Мы немного потоптались по площади, поглазели на детали собора
а после пошли смотреть Ponte dei Sospiri, Мост Вздохов.
Как ни странно, название мост получил совсем не из-за любви, да и вообще это не тот мост, на котором я стою, а тот, что между двумя зданиями - Дворцом Дожей и тюрьмой. Из залы суда во дворце осужденных сразу вели в тюрьму, и, проходя по мосту, можно было, прислонившись к решетке, в последний раз посмотреть на родных, стоящих на том мосту, на котором стою я.
[/URL]
И вот тут наши дороги с моими попутчиками разделились.
Дело в том, что я очень хотел посетить Дворец Дожей и тюрьму, Кампанеллу и собор Святого Марка. Собор и Кампанелла (огромная башня на площади) были закрыты на реставрацию, а вот тюрьма и дворец были доступны. Наши все как-то так посмотрели на него снаружи, зашли со мной в кассу, и сказали, что 20 евро - дорого за билет! 20 евро = 400 рублей, за эти деньги ходишь по дворцу и по тюрьме, всюду, куда хочешь.
Я сказал, что мне все равно, я могу пойти один. Мобильный я с собой не брал, договорились с ними встретиться через два часа (ибо здания не особо большие) напротив Моста Вздохов.
И я пошел смотреть дворец. В холле как раз собиралась русская экскурсия, так что я сделал вид, что случайно гуляю точно по их маршруту из зала в залу )))))
Дворец дожей служил резиденцией правителей Венеции, строился на протяжении столетий. Третий этаж по высоте равен первым двум, и его стены выложены мраморными плитами нежно-розового цвета. Над розовыми плитами поднимается синее небо – и это сочетание запоминается надолго.
Вход во дворец лежит через парадные ворота Порта делла Карта. Во дворе вошедшего встречает Лестница гигантов, названная так потому, что на ней стоят большие статуи Нептуна и Марса – эмблемы морской и военной мощи республики. На верхней площадке лестницы происходили торжественные церемонии коронации дожей.
Главную достопримечательность Дворца дожей составляет живопись. Каждый плафон, каждая мелочь здесь расписан крупнейшими художниками Венеции. Особенно много здесь работ мастеров венецианского Возрождения – Веронезе и Тинторетто. Их необыкновенно красивая по колориту декоративная живопись производит огромное впечатление. Едва ли не драгоценнейшим украшением дворца являются четыре панно Тинторетто – "Меркурий и Грации", "Минерва и Марс", "Вакх и Ариадна" и "Кузница Вулкана".
В 1588 году Тинторетто создал грандиозную композицию "Рай", заполнив полотно сотнями фигур. Венецианцы утверждают, будто "Рай" – самая большая картина мира: её ширина достигает 22, а высота 7 метров. Это огромное полотно занимает почти всю стену зала Большого Совета – самого большого во дворце (на дальней стене оно самое).
В "Зале Совета десяти" сейчас помещены превосходно написан ные портреты всех дожей, правивших в Венеции (наверху по кромке стен). Но на месте, где должен быть портрет дожа Марино Фальери, видна только пустая овальная рама, а под ней надпись: "Здесь место Марино Фальери, казненного за измену".
Избранный дожем в 1354 году, Фальери плыл в галере из Рима в Венецию. Когда он был уже на виду города, поднялся густой туман и гондольер причалил к ступеням Пьяцетты между двумя гранитными колоннами, где обычно совершались казни над преступниками. И дож тотчас принял это обстоятельство за дурное предзнаменование.
Через семь месяцев после своего избрания дож устроил великолепный праздник. Ему было уже 80 лет, но это не помешало жениться на молоденькой дочери одного из своих друзей. В числе гостей находился Стено, который в один из моментов праздника поцеловал жену Фальери. Этот поступок, извинительный в маскараде, совсем не понравился суровому дожу. Без всяких околичностей он приказал вытолкать несчастного Стено.
Раздраженный обидой, нанесенной ему перед лицом возлюбленной и в глазах всей венецианской аристократии, блуждая по комнатам дворца, он оказался в "Зале Совета Десяти" и на дубовой спинке кресла дожа сделал оскорбительную надпись.
На другой день надпись эта была открыта, и влюбленного Стено заключили в тюрьму. "Совет десяти", обсудив дело, принял во внимание молодость виновного, его заслуги перед Республикой и пламенную любовь и положил "выдержать его два месяца в темнице, а потом на год изгнать из Венеции".
Фальери пришел в бешенство от такого решения, увидев в нем новое оскорбление. Случай свел дожа с Бертуччио, который вызвался собрать множество недовольных, на содействие которых можно было рассчитывать. Так родился бедственный заговор, цель которого состояла в истреблении всех патрициев, которые соберутся по звону колокола Святого Марка в "Зале Совета десяти".
Но провидение разрушило этот план, и 15 апреля 1355 года (в самый день намечаемого заговора) был устроен суд над самим Фальери. Дож предстал перед Советом десяти, во всем признался и был приговорен к смертной казни.
Через два дня, ранним утром, члены "Совета десяти" отобрали у дожа знаки его достоинства, щит с гербом М. Фальери был разбит, и на средней площадке лестницы Гигантов Марино Фальери был обезглавлен.
Так поцелуй, совершенный влюбленным юношей, стоил жизни 80-летнему дожу могущественной Венецианской республики и еще 100 заговорщикам.
Внутри дворца фотографировать строжайше запрещено, фото из дворца взяты из сети, а вот тюрьму уже я снимал)
Посмотрев дворец, я по Мосту Вздохов пошел в тюрьму.
Это далеко не первая тюрьма, которую я посетил в своей жизни, но она меня впечатлила!
Мне повезло - в тюрьме было пусто, я был единственным посетителем. Эту экскурсию вообще не рекомендуют впечатлительным, а многие и сами не хотят посетить тюрьму, ибо "да что там интересного"? Но я тюрьмы смотреть люблю. Особенно такие, про которые не раз читал.
Когда ты, один, идешь в Карчери (название тюрьмы) по Мосту Вздохов, становится действительно страшно. Во Дворце Дожей тоже холодно (вообще непонятно, как они там жили, огромные каменные залы, которые топились только камином!), но в тюрьме пробирает, вымораживает до костей за пять секунд, несмотря на наглухо застегнутый пуховик и теплую обувь. Настоящая средневековая тюрьма, в которой становится трудно дышать от холода и ужаса.
Я останавливаюсь посередине Моста Вздохов и не шевелюсь, прижавшись лбом к каменной решетке. Там, снаружи - ясный день, светит солнце, греется лагуна и рисуется куполами остров Бурано вдалеке, и тем сильнее контраст с холодом и серым цветом; туристы фотографируют мост, даже не подозревая, что в этот момент я смотрю на них из каменного мешка и вижу картину, которую видели сотни глаз, последнюю картину в их жизни.
Тот самый вид из окна Ponte dei Sospiri:
Слегка отодвигаю треуголку, поправляю волосы, дышу на руку, чтобы согреться - не получается.
Сколько людей стояли вот так, получив разрешение конвоя посмотреть пару минут на тех, кто был им дорог в этой жизни, а те, стоящие на улице, даже не знали, сколько им ждать, провели уже их родственника, любимого, друга или еще нет - со стороны улицы не видно ничего, кроме резной решетки окна...
Отхожу от окна, спускаюсь в основной корпус. Каменные мешки, ледяные, мрачные, в некоторых невозможно стоять, в других нельзя лечь в полный рост, третьи расположены под крышей и там зимой гораздо холоднее (хотя я не знаю, куда еще дальше)чем в основном здании, а летом невыносимо жарко.Решетки на окнах, кованые, серые стены, серый ледяной воздух; здесь никогда не топили, кто выживет - тот выживет.
Понимаешь, что означают выражения "гнить в тюрьме" и "да я тебя сгною". В таком месте можно действительно только гнить, понемногу умирая, теряя счет годам и дням. И вид из камер на сияющую блеском солнца лагуну только добавляет безысходности.
Перехожу с этажа на этаж, и вспоминаются мне мемуары Казановы, о том, как сидел он вот в этой тюрьме и, быть может, в этой самой камере:
«Тогда мессер гранде передал меня тюремному сторожу, что ожидал тут же со связкой ключей в руках; в сопровождении сторожа и двух стражников поднялся я по двум маленьким лестницам, прошел через одну галерею, потом через другую, отделенную от первой запертой дверью, потом через еще одну, в конце которой была дверь; сторож открыл ее другим ключом, и я оказался на большом, грязном и отвратительном чердаке длиною в шесть саженей и шириною в две; через высокое слуховое окно падал слабый свет. Я уже принял было этот чердак за свою тюрьму — но нет: человек этот, надзиратель, взял в руки толстый ключ, отворил толстую, обитую железом дверь высотой в три с половиною фута и с круглым отверстием посредине восьми дюймов в диаметре, и велел мне входить. В ту минуту я внимательно разглядывал железное устройство в виде лошадиной подковы, приклепанное к толстой перегородке; подкова была в дюйм толщиною и с расстоянием в шесть дюймов между параллельными ее концами. Пока я пытался понять, что бы это могло быть, он сказал мне с улыбкой:
— Я вижу, сударь, вы гадаете, для чего этот механизм? Могу объяснить. Когда Их Превосходительства велят кого-нибудь удушить, его сажают на табурет спиной к этому ошейнику и голову располагают так, чтобы железо захватило полшеи. Другие полшеи охватывают шелковым шнурком и пропускают его обоими концами вот в эту дыру, а там есть мельничка, к которой привязывают концы, и специальный человек крутит ее, покуда осужденный не отдаст Богу душу: хвала Господу, исповедник остается с ним до самого конца.
— Весьма изобретательно; полагаю, сударь, вы и есть тот человек, кому выпала честь крутить мельничку.
Он промолчал. Росту во мне было пять футов девять дюймов, и мне пришлось сильно нагнуться, чтобы войти r дверь; сторож запер меня и спросил через решетку, что мне угодно на обед; получив ответ, что я еще об этом не думал, и заперев все двери, он удалился.
Удрученный и ошеломленный, облокачиваюсь я на решетку на уровне груди. Решетка была в два фута длины и ширины, из шести железных прутьев толщиною в дюйм; пересекаясь, образовывали они шестнадцать квадратных отверстий, в пять дюймов каждое. Камера была бы довольно освещена через нее, когда б не четырехугольная балка в полтора фута шириною, несущая кровлю: упираясь в стену под слуховым окном, что находилось почти напротив меня, она загораживала проникающий на чердак свет. Склонив голову — потолок был всего в пять с половиной футов высотою, — обошел я свою ужасную тюрьму и почти на ощупь определил, что она образует квадрат в две сажени длиной и шириною; четвертая стена камеры выдвигалась в сторону: решительно, там был альков и могла бы находиться кровать; но я не обнаружил ни кровати, ни какого-либо сиденья, ни стола, ни вообще обстановки, кроме лохани для естественных надобностей и дощечки в фут шириною, что висела на стене на высоте четырех футов. На нее положил я свой красивый шелковый плащ, прелестный костюм, который столь скверно обновил, и шляпу с белым пером, отделанную испанским кружевом. Жара стояла необычайная. Все существо мое пребывало в изумлении, и я отошел к решетке — единственному месту, где мог я облокотиться и отдохнуть; слухового окна мне видно не было, но виден был освещенный чердак и разгуливающие по нему крысы, жирные, как кролики. Мерзкие животные, самый вид которых был мне отвратителен, подходили, не выказывая ни малейшего страха, к самой моей решетке. При мысли, что они могут забраться ко мне, кровь застыла у меня в жилах, и я скорей закрыл внутренним ставнем отверстие в середине двери. Потом, впав в глубочайшую задумчивость, простоял неподвижно восемь часов кряду, не шевелясь, не произнося ни звука и по-прежнему облокотившись на решетку.
Пробило двадцать один час; я забеспокоился: никто не появлялся, не спрашивал, хочу ли я есть; мне не несли ни кровати, ни стула, ни хотя бы хлеба с водой. Аппетита у меня не было, но никто, казалось мне, не мог об этом знать; еще никогда не случалось мне ощущать такой горечи во рту, как сейчас; однако ж я пребывал в уверенности, что до захода солнца кто-нибудь придет непременно. Только услыхав, что пробило уже двадцать четыре часа, стал я как одержимый вопить, бить ногами в дверь и ругаться; вся эта тщетная возня, которую понуждало производить необычайное мое положение, сопровождалась громкими криками. В яростных этих упражнениях провел я более часа, но никто не явился на мои бурные вопли, и не было никаких признаков тому, что кто-то их слышал, а потому закрыл я впотьмах решетку, боясь, как бы крысы не прыгнули ко мне в камеру. Повязав голову носовым платком, я растянулся на полу. Столь безжалостное забвение казалось мне невероятным — хотя бы даже решено было меня уморить. Не долее минуты размышлял я над тем, чем заслужил подобное обращение: ведь мне непонятна была даже причина ареста. Я был большой вольнодумец, обо всем говорил смело и думал об одних только наслаждениях, а потому не мог считать себя виноватым; однако ж я видел, что обращаются со мной как с преступником, и теперь избавлю читателя от описания всего, что, охваченный яростью, возмущением, отчаянием, произносил я и думал о подавлявшей меня ужасной деспотии. Однако ни черная злоба, ни снедавшая меня тоска, ни жесткий пол, на котором я лежал, не помешали мне уснуть: организм мой нуждался в сне, а когда организм принадлежит человеку молодому и здоровому, он умеет доставить себе все необходимое без всякого участия разума.
Разбудил меня полночный колокол. Ужасно пробуждение, когда заставляет оно пожалеть о пустяке — о грезах сновидений! Прошло целых три часа, а я, к удивлению своему, не ощутил никакого неудобства. Не двигаясь, лежа, как лежал, на левом боку, протянул я правую руку за носовым платком, который, помнилось мне, положил в том месте. Шаря вокруг себя рукою, я вдруг — о Боже! натыкаюсь на другую руку, холодную как лед! Ужас пронзил меня с головы до пят, волосы мои встали дыбом. Во всю жизнь душа моя не знала подобного страха, никогда я и не думал, что могу его испытать. Верных три или четыре минуты не мог я не только двинуться, но и думать. Придя немного в себя, я милостиво позволил себе предположить, что рука, которой я, казалось, коснулся, не более чем плод воображения; в твердом этом убеждении протягиваю я снова руку в том же направлении — и нахожу ту же руку, сжимаю ее в ужасе и с пронзительным криком отпускаю, отдернув свою. Меня бьет дрожь; но, собравшись с мыслями, прихожу я к выводу, что, покуда спал, рядом со мною положили труп, — я нисколько не сомневался, что когда ложился на пол, там ничего не было. Воображению моему рисуется сразу тело какого-нибудь невинного бедняги, а быть может, и моего друга, которого, удавив, положили рядом со мною, дабы, пробудившись, нашел я перед собою пример участи, к какой надлежало мне готовиться. От подобной мысли я прихожу в ярость; в третий раз протягиваю я руку и, ухватившись за мертвеца, хочу встать, дабы притянуть его к себе и удостовериться в ужасном происшествии, но как только хочу опереться на левый локоть, та самая рука, что я сжимал в своей, вдруг оживает, отодвигается — и в тот же миг, к великому своему изумлению, я понимаю, что держал в правой руке всего лишь свою собственную левую, каковая под действием мягкой, податливой и шелковистой постели, на которой отдыхала бедная моя особа, отнялась, онемела и утратила подвижность, чувствительность и теплоту».
(с) Д. Д. Казанова, «История моей жизни», том 2, ГЛАВА XII
Венецианский колодец во дворе тюрьмы:
Решетки на окнах:
А это крытая гондола в галерее. Говорят, что когда-то все гондолы были разные, но потом к жене одного дожа стал приплывать любовник на гондоле. Старый дож не хотел позорить супругу и себя, и издал указ, согласно которому все гондолы должны были быть одинаковы.
Теперь уже никто не мог сказать, одна и та же или разные гондолы приплывали ко дворцу)))
Под ногами крутые ступени, тело насквозь вымерзло и я дрожу, уже не стесняясь, стараясь хоть немного согреться. Я почти выбегаю обратно, через Мост Вздохов, и и мне не верится, что еще миг - и я окажусь на залитом светом берегу, на воле, и будет морской воздух, и свобода.
Я висну на мостике, где мы договорились встретиться, народ еще не подошел, а я греюсь и фотографирую остров Бурано:
Внезапно мимо проплывает океанский лайнер)))
А вот так ветер и морская соль разъедают шишечку моста:
Оставшееся время мы культурно раздолбайствовали - я завис в квартале Мерчерия, где закупала себе патетичную канцелярию, потом нашли потрясающий магазин мужских ярких, совершенно особенно сделанных свитеров, и мы всей компанией выбирали свитера. Пили кофе в маленькой венецианской кофейне, настоящий латте и мешок с приятностями - мой туристический набор:
А в самом конце мы засели в баре, делились впечатлениями и пили шприц а Венеция уже оделась в огни, сгущался туман, бармен рассказывал байки, а колокольный шпиль цеплялся за полную луну...
ЗЫ: Не могу этого не написать: мне город очень понравился, но Питер - все равно лучший город земли. Нет в Венеции того духа свободы, что ли. Есть старина, есть красота, есть изящество, есть даже дух города, но в Питере я дома, а в Венеции - в гостях.